Привет.
На вас смотрит немного изможденный монах-переписчик. Мы застигли его в безделье: он вырисовывает розу вместо того, чтобы корпеть над очередным манускриптом (переписывая который, он обязательно оставит на полях рисунки). Этот монах не имеет никакого отношения к Вильгельму Баскервильскому, и розочка под его пером появилась, потому что я хотел написать про микстейпы и цветочки. Письмо рваное, как мой сон в последние недели.
Роза, XVI век. British Library MS Royal 11 E XI. (Взял тут)
Начну с цитаты из той части Substack, которой плевать, что я существую (судьба русскоязычных текстов, привет), – мысль тем не менее здоровская:
In the Middle Ages, beautifully illustrated anthologies of writing were produced called florilegia. The name means “gathered flowers,” and these “flowers” were wise written snippets taken from sages past and present, smooshed together and bound. These were the original medieval mixtapes, an aggregation of insight, creativity, and knowledge. The creators of these books understood that all ideas are remixes—and that genius is relational.
(Klaas B., Dear writer: Advice on conjuring up good ideas, The Garden of Forking Paths)
Бен Клаас делает акцент на идее ремикса и на идее микстейпа (пусть треки перетекают один в другой, пусть звук заезжает за звук, как и мысли). Думающим людям, чья работа – что-то выталкивать в мир – нужно сталкивать чужие идеи в своей голове, давать им протечь в почву и потом как-то славно прорасти; всё это общее место, но тут есть цветы (ха, это кажется раз и есть определение сада).
Флорилегий (в православной традиции цветник) - канонический способ вычленять мысли; сталкиваться вновь и вновь с фрагментами чужих рассуждений, которые влияют на рассуждения свои. Ф – не система, настраивающая направления для движения мысли; не getting things done, и уж тем более не Zettelkasten Никласа Лумана, его фантастический «второй мозг», бесперебойно подававший мозгу первому неожиданные идеи.
Ф устроен линейно: взглядом выхватил мудрость из чужого текста, обкарнал, листы-усики подрезал, переписал аккуратно на лист, отбил графически мудрость от другой – и пишешь дальше, иногда выводя зайчиков на полях. И копишь разные мудрости в одной книжечке, что сотрудники Свято-Тихоновского Университета говорят о своем Флорилегии:
Метафора сбора цветов на лугу в один букет или «цветник» (florilegium), давшая название жанру, важна для нас еще и потому, что отражает принцип единства в многообразии.
В неровном свете человек кренится на стол и выводит слова на листах, – один ум вбирает многообразное и потом, если достает сил, что-то с этим делает. В этом, думаю, рассылки и телеграм-каналы и вправду похожи на флорилегии (за соотнесение букета и рассылки – спасибо Кате Порутчик).
«ДРЕВНЯЯ КНИГА "ЦВЕТНИК"! С ЗАСТАВКАМИ! РЕДКОСТЬ! ВОДЯНЫЕ ЗНАКИ!»
Довольно о том, скажу о другом. Узнав про флорилегий (и цветник), наконец, получил разгадку – почему же так называется книга о деяниях и чудесах многомудрого и многотерпеливого Франциска Ассизского.
Название такое – «Цветочки».
Господи, как оно меня раздражало! Вот скромный великан, реформатор, аскет, нестяжатель, далекий от наигранных преуменьшений. И вот – цветочки.
Всё, что я тогда знал о нем, сводилось к простому: вот орден основал, вот отлепил деньги от церкви, а еще говорил с птицами, – вот про это классный спектакль «Что ответили птицы…», и вот Оксимирон зло и отчетливо говорит в «Признаках жизни»: «Я проповедовал щеглам, как Франциск Ассизский»).
А тут цветочки. Жесть.
Поскольку жанр мне был неизвестен («в этой книге собраны определенные Цветочки и Чудеса, а также Примеры преданности…»), задиристый и ограниченный мой ум видел в названии сюсюканье, которое я спутал со смирением. Но и сейчас, увы, когда вижу обложку, жужжу в голове.
Посмотрите сами, надеюсь, у вас не жужжит:
Вот, например, издание в РИПОЛ в серии Librarium
При этом, если бы в 2019 году мне довелось-таки сходить на спектакль (спасибо за него – Алексею Киселеву и Всеволоду Лисовскому), проходивший в Орнитарии парка Сокольники, возможно, смирение бы раньше во мне проросло.
Этому спектаклю, как и многому другому, больше в современной России не бывать (думаю так), а было в нем так, пишет режиссер Михаил Смирнов:
«Важной частью текстового взаимодействия становится в спектакле зрительская рефлексия, которая в итоге находит свое творческое воплощение в текстах «ответов птиц», составленных зрителями после спектакля. Эти тексты представляют, как поведение птиц было прочитано человеческим сознанием.
На вопрос «Нравится ли сове спектакль?» был получен ответ «цак-цак»; на вопрос «Птица, кто разбил тебе сердце?» был ответ: «Люди, но вообще это хорошая причина для вечного молчания»; на вопрос «Кто здесь главный?» сокол отвечал: «Мы, конечно, посмотри на меня и вокруг — не люди же, в конце концов». Интересно и то, что среди ответов были и такие, где не было попытки интерпретировать поведение птиц через призму человеческого опыта: «Ничего не ответила птица, молча смотрела и думала»1.
Я согласен с птицей во всем.
Фото со спектакля «Что ответили птицы Франциску Ассизскому?»; проходил летом 2019 года в Орнитарии парка Сокольники; режиссеры – Всеволод Лисовский и Алексей Киселев; фото – Shame Production.
Письмо не вместило всё, что я хотел сказать, так что с монахом-переписчиком мы еще увидимся, а в следующем письме посмотрим на мужчину, нависшего над столом и дневником (за окном у него – прекрасный регулярный сад). Я смотрел на этого мужчину минут сорок и минут семь из них – плакал. Такой тизер.
Всего хорошего, цак-цак!
Смирнов М. В. (2021). Феномен текста в современном театральном процессе. Театрон (№3). 3-28 / отрекомендую эту статью друзьям-гофманианцам – теорию фреймов тянут обратно в театр, и вроде получается!