[открытка перед праздниками]
пара итогов + спасибо вам!
Привет! Давно не выходил на связь, спохватывался, брался за черновик — и опять меня относило. Этот год и отрезок октябрь-декабрь в частности сильно меня измотали, и я периодически забывал: зачем мне сюда писать? Рассылка вернется в будущем году, потому что я вспомнил зачем. В этом письме: благодарность вам, разбор архива и несколько записей из блокнотов.
Приоткрытый архив
На время новогодних каникул я решил открыть архив и подсветить пять писем, которые мне нравятся и сейчас — они не привязаны к событиям в мире и выросли из настойчивых мыслей. Расставлены в свободном порядке:
“История о волеизъявлении“ из письма #22. Рамки и скрепки — история про пьяного мужчину, лежащего в снегу, для меня важна, потому что была.
“Корона и пижама“ из письма #20 — рассказ о рубежной картине Филипа Гастона, после которой он завязал с фигуративной живописью на много лет.
Письмо #8. Длинные пустые промежутки — разбор биографии Франциска Ассизского, к которому я шел за умиротворением, а пришел в ужас.
Письмо #15. Укусы и расчесы — про злость на мантии в Кембридже и любовь к текстам Евгения Блинова; писал раздраженно, но это чувство стёрлось.
Письмо #27. Блистер, которого не было — о пригласительном на показ Маккуина; в нем порядочно умолчаний и духоты, но оно для меня значимо.
Разрозненные страницы
Весь год вел два блокнота. В одном — зарисовывал увиденное; в другом — записывал быстрые мысли или услышанные наблюдения. Решил, что покажу вам несколько записей и картинок, висящих вне, не ведущих к Большим Мыслям или рассуждениям, — благо, что к концу года их у меня и нет. Это — открытки вам.
04 сентября 2024
Блокнот 1:
Иду по улице Посадской, пинаю листья, поднимаю взгляд и вижу: загорелый старик в белой парусиновой кепке мягко, но тяжело кладет руки на запястье молодого доставщика. Доставщик (с усами, вид которых пробудил во мне чих) растерянно смотрит сквозь старика. Доставщик переминается с ноги на ногу, старик мерно глубоким голосом что-то говорит; рука доставщика подпрыгивает как лягушачья лапка под током, старик гасит движение и удерживает пальцами — руку, взглядом — собеседника. Набросал эту сцену, потому что не мог отвести взгляд от этого властного и в то же время просительного прикосновения: пальцы душили бы руку до тех пор, пока хозяин руки не подчинился бы просьбе.
Блокнот 2: позже, тем же днем, был на прогоне спектакля “Ермаковы лебеди“ по сказу Бажова. Выписал фразу из монолога рассказчицы: “А бывает, пойдет человек лесом — и станет лесом“. Еще записал: “кормить людей поленом“ — это прямая жалоба на насилие и самодурство барина, но какая формулировка.
26 сентября 2024
Блокнот 1:
Иду по Плотинке, светит солнце, очень тепло, собираюсь в очередной раз удостовериться, что надпись “Кто мы, откуда, куда мы идем“ никуда не исчезла с Приборостроительного завода; пока проворачиваю голову в сторону надписи, взгляд цепляется: высокий статный юноша в темно-сером костюме в неприятную биржевую полосочку; отделяет юношу от других людей в костюмах на той же набережной очевидная мокрость. Юноша поднимается по ступеням из реки Исети, с костюма капает на гранит, юноша радостно вскидывает кулак и улыбается так, как это делает актер Джош О’Коннор в фильме La Chimera — застенчиво, но точно. Его снимает на камеру девушка и очень смеется. Они явно знакомы. В ногах у девушки розовый пакет, шуршит.
Блокнот 2: за 26 сентября нет записи, есть запись от следующего дня, сделанная после того, как мы, выпив, вышли с другом из рюмочной в Кировском районе. У друга была цель крепко покурить, у меня была цель поддержать друга, мы шли в оранжевом свете вечерних фонарей к темному-темному двору, на нас падало что-то шелестящее (не листья). Друг вгляделся; итог — запись: “Жека о насекомых с деревьев: «Они массово падают. Их цель непонятна».“
27 октября 2024
Блокнот 1:
Иду по северо-западу Лондона в отличном настроении (пусть и чувствую себя слабеньким), небо интенсивно синее, воздух насыщенно морозный, чуть дрожат ноги. Прохожу Еврейский культурный центр (в своем названии - JW3 - обыгрывающий почтовый код района), на его стороне вдоль массивной ограды стоят люди, преимущественно за 50, в нелепо сочетающихся джинсах и футболках типа Томми Хильфигер; в ногах у одного пожилого мужчины стоит колонка, из которой рвется какой-то диско-клезмер; мужчина свирепо притопывает ногой, левой рукой размахивает, в нее воткнут флаг, склеивающий Юнион Джек с флагом государства Израиль; он и другие — клезмером и топанием — противостоят демонстрации через дорогу. Демонстрация — стоят красивые, модные, в Арктериксе, Кархарте, вытянутых карго-штанах, в кроссовках Хока, массивных ботинках, в цветных балаклавах, — на деревянном постаменте стоит запевала в черной балаклаве и в белый мегафон кричит: five six seven eight Israel a terrorist state, — группа вокруг хлопает и подпевает. Кричалку чуть сносят проезжающие машины, но каждое числительное все же долетает до угрюмых пожилых, которые продолжают топать под клезмер и что-то кричат. Стою на перекрестке через дорогу от всего (на стороне культурного центра), передо мной красивые, модные, в Кархарте, папа, мама и дочка лет пяти. Дочь спрашивает родителей: what is that? — отец тут же отключается и буровит взглядом небо, мама вздыхает и аккуратно говорит: they say that not all Jewish people are guilty, поверх ее реплики ложатся числительные от демонстрантов. Я пройду еще 200 метров в тот день, и юноша в выцветшем черном худи на арендованном городском велосипеде нежно и настойчиво заберет мой телефон из руки, и так я лишусь айфона и проведу день (неделю, месяц) очень обиженным и раненым.
Блокнот 2: запись днем ранее, “постоянное следование институциональной норме может эрозировать/разрушаться (“с каждым годом все сложней“)“. Кажется, это я пишу о том, что моральный закон нельзя заявить один раз, ты выбираешь следовать ему всякий раз когда действуешь — как, например, анонимные алкоголики в каждый отдельный момент времени выбирают быть трезвыми.
7 декабря 2024
Блокнот 1:
Иду по Кембриджу, воздух влажный лезет в нос холодными пальцами, темнеет. У одного из домов паркуется хэтчбек, из него выбегает взволнованная женщина в пуховике и вязаной шапке, из-под которой выпрыгивают кудри. За время, пока иду мимо машины, она умудряется вытянуть четыре крупных пакета из багажника. Приближаюсь к машине, открывается правая задняя дверь: из нее выпадает мальчик лет девяти в зеленом пуховике, и той же рукой, которой открывал дверь, соскальзывает на сырой и темный асфальт. Фонарь выхватывает зеленую елку, спеленутую на крыше машины, и зеленый его пуховик. Мальчик крепко упирается рукой, смеется, но, кажется, не знает, что делать дальше — любое следующее движение нарушит хрупкое равновесие. Иду вдоль машины, сзади слышу нарастающий беспокойный крик женщины в духе “о господи боже мой что ты опять натворил“, оглядываюсь — рука, упертая в асфальт, все еще видна, и слышен смех.
Блокнот 2: записей нет.
Спасибо вам и хороших праздников!