#27. блистер, которого не было
неожиданное письмо, в котором много Александра Маккуина
Привет! Это письмо приходит после незапланированно долгого перерыва. Сначала я сломал компьютер, потом у меня сломался зуб, и обе поломки заняли время, которое я не рассчитывал им отдавать. Ну вот — письмо.
Я молчал, а новые подписчики продолжали приходить, это удивительно и приятно. Для них — фрагмент с коротким «о себе»; от меня спасибо Михаилу из
и , что добавили «Сжатое и битое» в рекомендации!
о себе (кто пишет и что за рассылка)
Меня зовут Дима Безуглов, я заканчиваю первый год PhD-программы в Кембридже на славистике, где пишу про зарождение советского КВН (подробней о своем проекте писал в письме #25). Еще дважды читал курс на магистерской программе Garage Academy, посвященный выставочным текстам. Недавно мы с подругой перевели курс лекций британского критика Марка Фишера “Посткапиталистическое желание“, о них в письме #17.
Учился на социолога в горячо любимой Шанинке: часть коллег стала отличными социологами, я просто остался весёлым выпускником.
Еще все время хожу в кепке Not Young British Artists казанского дизайнера Dinar Yarmy. Честно пытаюсь её поменять, но слишком отзываются все «не»: не молодой, не британский, не художник, не молодой британский художник.
В рассылке пишу про сюжеты, которые не влезают в диссертацию или не имеют к ней отношения, но занимают внимание. Если вам хочется отозваться, смело пишите письмо или в телегу: @supperham — не сразу, но отвечу.
Кратко: в этой заметке показываю несколько приглашений на показы мод, которые получал (и коллекционировал) модный журналист Йен Уэбб, какое-то время, например, сотрудничавший с русским Vogue. Все приглашения — из его классной книжки The Fashion Show,1 которую я листал в главной библиотеке Кембриджа, а вы, надеюсь, сможете найти где-нибудь. В тексте пишу об одном приглашении на показ летней коллекции Маккуина 2004 года; другие, уже без развернутых комментариев, поджидают в конце письма.
Вначале я увидел блистер. Увидел — неверное слово. Я его представил. Мятый, с осыпающейся серебристой обклейкой, вышелушенный наполовину. Еще несколько розовых продолговатых таблеток ждут, когда и их выщелкнут. Верхний левый угол блистера пробит, через него пропущена тонкая цепочка, переходящая в массивный серебристый брелок с гравировкой McQ.
Это представление было неверным. Но вокруг меня и внутри в этот момент многое было неверным. Август 2023 года, центр Москвы, жарко, душно. Мимо бредут вьетнамские и китайские туристы. Солнце бликует на свежевыкрашенных полосах перехода. Беспроводные наушники дезориентированы близостью к Кремлю и превращают песни The Gun Club в нервно нарезанный шум, от которого свербит в ушах. Оглоушенный и почти ослепленный, иду по Варварке и налетаю взглядом на венки, обложенные венками, притиснутые венками, в свою очередь окруженные свечками. Это стихийный мемориал Евгению Пригожину.
Над венками забор, к которому приклеены бесхитростные стихи, сравнивающие Пригожина с отцом семейства, которого слишком рано забрала злодейка-судьба. Между венками фотографии, среди них копия портрета Рихарда Вагнера в рамочке «под орех», 15 на 20. Чуть фокусирую взгляд. На переднем плане — мемориал, на среднем — пряничное Патриаршее подворье, на фоне — парк Зарядье. Поле зрения медленно заполняет его величественный амфитеатр.
Чувствую, что сбоят не только зрение и слух, но и рассудок. Осмыслить одновременное присутствие трех объектов, вмещающих в себе так по-разному накопленную культурную память, не могу. Вынимаю из схемы Патриаршее подворье, не легче. Вот мемориал человеку, который поднял мятеж в июне (танк застрял в дверях цирка), а теперь рухнул в поле. А вот парк-всем паркам-парк.
Стихи сочувствующих, прикнопленные к забору, воспевают пригожинские видение государственности, сильную руку, отеческие качества и беззаветность любви к Родине. За забором — Зарядье. Кажется, предпоследний для нашего поколения вежливый и одновременно барский жест в духе «Европа, смотри, как мы тебя переевропеим!».2 Еще и амфитеатр, форма которого напоминает: «я метафора демократии». Оба пространства: одно стихийное, в котором память того, кто тюрьмы, мятеж, мандарины, кувалда, шойгу-герасимов-где патроны, другое постоянное, которое показывает, что в Москве могут строить и строят объекты мирового уровня,3 и я не могу примирить в своей голове их соприсутствие. Классификации сломались. Еще мне жарко, дурно и душно.
Впервые в жизни дохожу до амфитеатра Зарядья, сажусь на ступени и задумываюсь: антидепрессанты — может, не самая лишняя вещь на свете. И тогда представляю этот самый блистер. Верхний левый угол пробит, через него пропущена цепочка, переходящая в массивный брелок с гравировкой McQ.
Блистера не существовало, но неверный образ вел в правильном направлении. Память откуда-то все же его вытащила, и он относился как к категории «антидепрессанты», так и к категории «пригласительные». Я был уверен, что в наследии Александра Маккуина было место и такой мрачной шутке. Позови прессу таблетками. Напомни, что вся профессионально веселая индустрия моды вращается на таких скоростях (и вообще скоростях), что ненадолго задержаться на месте, остаться собой позволят только рецептурные антидепрессанты.
Подбирая один поисковый запрос за другим, я преследовал блистер. Пятнадцать минут прыжков между ссылками вывели на книгу Йена Уэбба, британского fashion-журналиста, который за сорок лет карьеры в крупных журналах получил много пригласительных, решил их сохранить и опубликовать. Вот оно.
11 месяцев спустя, в июле, нашел эту книгу в главной библиотеке Кембриджа. Я по-разному объяснял себе, зачем она мне нужна, но главную причину знал твердо. Я хотел убедиться, что в августе 2023 года хотя бы одна мысль вела меня в верную сторону. Что блистер существует. Что я верно помню мрачную шутку.
Убедился, но с поправками: не блистер, но упаковка, сделанная «под рецептурное лекарство». Приглашение на показ весна-лето 2004, коллекция Deliverance. Не McQ (эта диффузная линия4 появится только в 2006 году), но полноценный Alexander McQueen. Но шутка с рецептурным лекарством и вправду была.
Образ с брелоком McQ тоже отстоял недалеко от реального объекта. Дизайн этой упаковки сделало бюро Michael Nash Associates; оно делало графдизайн (в том числе пригласительных) для Маккуина с 2002 по 2006 год.5 Годы спустя, когда Маккуина не стало, а бренд остался, то же самое бюро в 2015 году обновило айдентику второй линии, McQ.6 Образ блистера тоже было из чего составить: Deliverance, как сообщает упаковка, содержит 28 таблеток в двух блистерах. Бинго.
Подумав, понял: когда-то, много лет назад, образ этого пригласительного вытолкнул меня от увиденного к допускаемому, от упаковки к таблетке.
Подразумеваемая таблетка в подразумеваемом блистере стала волнующим образом; столь волнующим, что в моем воспоминании подразумеваемое упаковкой стало самим объектом. Приглашение выполнило свою базовую функцию, о которой писал Уэбб: «дизайнеры […] хотят оживленных пересудов, но и жаждут заполучить на первый ряд нужные им задницы, украшенные их же вещами».7 Но оно же оказалось самодостаточным объектом, который потянул зрителя (меня) по хорошо очерченной дорожке через ассоциативные поля. Замечу, что это единственное приглашение Маккуина, прямо подделывавшееся под другой объект. Остальные, сколь красивыми бы ни были, оставались именно что пригласительными, форма которых напоминает лишь о других объектах того же класса: открытки, прямоугольные куски картона, и так далее.
Я не модный критик, и мои отношения с этой индустрией даже в странные моменты сближения оставались заинтересованно-чужаческими. Я раз в полгода открываю реселл-платформы, смотрю, сколько стоят штаны марки Acronym, грустно киваю и закрываю реселл-платформу. Я не умею читать силуэты и крой.
Поэтому о Deliverance скажу мало. О коллекции совсем ничего, немного — о показе. Последнее могу потому, что Маккуин мыслил свои шоу как истории, а у историй есть завязки и кульминации, и потому даже самый несведущий в моде человек может с ними соотнестись. У Маккуина они величественные и трагические, от них раскалываются даже сердца, набитые мягкой травой.
История показа (и коллекции) завязана на фильм Сидни Поллака «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?». Фильм про танцевальное соревнование, устроенное в разгар Великой депрессии: кто дойдет до финала изнурительного шоу, получит 1 500 долларов — но герои доходят не до финала, а до ручки.
Показ шел в трех частях: первая — дансинг-холл, как бы Америка 1930-х: пары (модель + танцор) двигались под диско, вторая — забег на ипподроме: модели буквально скакали вприпрыжку по продолговатой О, выбитой на поле прожекторами. В третьей части модели возвращались на сцену (точней, их вытаскивали партнеры), чтобы крутиться и оседать от изнеможения. Совместное диско рассыпалось, общая, одним басом укачанная, радость сменялась раздробленностью — и звука, и движений, и людей. В начале показа звучала песня Dance, Dance, Dance группы Chic: пульсирующий бас, вокруг которого собирается весь трек и танцпол; закрывала показ песня группы Portishead — Strangers, в которой крутятся размолотые сэмплы из трех разных соул-треков, а в зазорах между ними невыносимо/прекрасно поет Бет Гиббонс.
Весь путь, вытанцеванный моделями, от коллективной танцевальной вспышки до одиночных падений, придумал хореограф Майкл Кларк, который…
поставил танцоров в пару к моделям. Последним пришлось сменить синкопированную модельную походку на ошарашенное пошатывание, двигаться так, будто ноги и руки им неподвластны; партнерам по танцу приходилось буквально править волочащимися каблуками и откинутыми головами партнерш, чтобы не сбавлять темп, не отставать от общего бега.8
Как вспоминает фотограф Роберт Фэрер, работавший за кулисами шоу,
…меня на самом деле затянул этот показ, и, думаю, зрители втянулись тоже.
В какой-то момент немое удивление, сковавшее публику, отступило, и зал взорвался криками поддержки, вздохами и страстными аплодисментами, призванными оживить танцоров, которые, казалось, потеряли сознание от усталости... Мы завещали им прийти в себя и продолжить танец.9
Но смысл показа был в том, что силы иссякают и обязательно кончатся. И танца больше не будет. Эти танцоры умерли, да здравствуют танцоры.
В самом начале письма я упоминал критика Марка Фишера. На мой взгляд, их многое сближало с Маккуином: оба были из рабочего класса, оба широко читали и думали про странное и жуткое (в смысле weird и вообще всякий magick), оба, к сожалению, покончили с собой одним и тем же образом. Фишер тусовался с модными философами, Маккуин — с модными всеми, и их пути никак не пересекались.10 Но, как мне кажется, одна цитата из лекции Фишера хорошо подходит к коллекции и кульминации показа Deliverance. В этом фрагменте Фишер пересказывает совершенно другой фильм, но ложится хорошо:
[Героиня] встает на волшебные пуанты, которые буквально затанцовывают ее до смерти. Поначалу она в экстазе, но со временем уже не может выдержать взвинченный темп танца и умирает. Дело не в том, что она попала под злые чары. Она умерла потому, что влечение сделало ее равнодушной к смерти.
Я бы рекомендовал, прочитав эту цитату, посмотреть хотя бы финал показа:
Пресс-релиз, выпущенный уже после показа, скупо сообщал:
Приглашение, выбранное Маккуином, — картонная упаковка из-под медицинского препарата, — предлагает дополнительный комментарий на тему изнурительного темпа модной индустрии, давления и ожиданий, которые она водружает на современных дизайнеров.11
Дополнительный комментарий в двух блистерах. Всего 28 таблеток в упаковке.
Еще несколько пригласительных (без долгого текста)
В случае Deliverance меня заворожил и сам пригласительный, и то, как он соотнесен с сюжетом показа, и каким достоверным объектом он прикидывается.
Есть еще несколько приглашений-вещей, которые зацепили мое внимание в книге Уэбба, но не настолько, чтобы я душил вас текстом. Меня привлекла смешная материальность этих объектов. Замечу, что Уэбб прилежно каталогизировал и канонические пригласительные — с красивыми фотографиями и иллюстрациями, но у меня не хватило сил их включить.
Покажу просто вещи:
На этом — всё. Спасибо за внимание. Хочу верить, что в остаток лета с вами случатся хорошие штуки, а плохие — не случатся. И вам не потребуются ни антидепрессанты, ни оставшиеся от них картонные упаковки. Ёу.
Webb, I. R. (2022). The fashion show : the stories, invites and art of 300 landmark shows.
Последний для меня — это, конечно, ГЭС-2.
Комментарий Сергея Кузнецова, главного архитектора Москвы для статьи: РБК. (2018). Парк «Зарядье» стал победителем архитектурной премии Building of the Year.
Или вторая — их запускают, чтобы те, чьего достатка не хватает на «высокое», могли покупать вещи близкой им марки по умеренно доступным ценам: у Маккуина был McQ, у Маржелы — MM6, у Йоджи Йамамото - Y3, и так далее.
Бюро создала пара друзей-дизайнеров, Стефани Нэш и Энтони Майкл. Работы Нэш рекомендую смотреть отдельно: она делала обложки и упаковки для нескольких альбомов Massive Attack, и она же сделала великий логотип Run DMC. Последнему посвящена эта увлекательная беседа: Calvert, G. (2016). Logo legends: Run-DMC. Beats, Rhymes & Type.
Montgomery, A. (2015). McQ identity, by Michael Nash Associates. Design Week.
Webb, I. R. (2022). The fashion show, p. 6
O’Neill A. (2019). The Shining and Chic. Alexander McQueen. V&A Publishing. p. 269
Fairer R. (2016). Alexander McQueen: Deliverance. Yale Books Blog.
Чем больше я думаю об этом, тем более мне жаль, что в поле зрения модных философски ориентированных критиков так редко внятно оказывалась мода; и получается, что модные критики жуют годами ссылки на «Общество спектакля» Ги Дебора, а модные философы в упор не видят модную индустрию. К исключениям отнесу блог Stylezeitgeist, журнал Vestoj и журнал «Теория моды» (но последний, конечно, жестко-жестоко академический).
Bethune K. (2015). Deliverance. Encyclopedia of Collections. Alexander McQueen. V&A Publishing. p. 315; в примечании указано, что цитата — из релиза, выпущенного домом.